Блоги /
Библия на японском языке
Эля Малинова
10 Июля
Перевод Священного Писания неизбежно требует от миссионера особенного отношения к своему труду. Необходимо совершенное владение двумя языками (языком оригинала и языком перевода), а также знание истории, культуры, религиозных и национальных особенностей страны, для народа которой создается перевод. При этом переводчик должен быть особенно точен, чтобы не давать повода к свободной интерпретации религиозного текста.
Современные библеисты, как и их предшественники, творившие в первые века по Р. Х., задаются общими вопросами, связанными с теорией библейского перевода:
1) Каким образом сочетаются две обязанности переводчика — перед текстом-источником (сохранять его целостность), с одной стороны, и перед читателями перевода (создавать понятный текст на новом языке), с другой?
2) Отличается ли перевод канонизированного религиозного текста (Священное Писание) от перевода остальных текстов?
Одной из первых теоретических статей по вопросу перевода Священного Писания можно считать 15-е правило из Первого канонического послания святителя Василия Великого к Амфилохию, епископу Иконийскому (IV век): “Дивлюся же, яко ты требуеши от писания буквальныя точности, и думаеши, яко речение перевода есть принужденно, когда он хорошо выражает означаемый им предмет, но не прелагает собственно значения слова…”
Лингвистический анализ богослужебных и Евангельских текстов, переведенных на японский язык Японской Православной Церковью, Японской Католической Церковью, японскими протестантскими церквами и Библейским обществом, позволяет выделить особенные приемы, используемые при переводе библейского текста на японский язык.
В одних случаях наблюдается замена слов и понятий на синонимичные: хлеб в молитве “Отче наш” заменяется на пищу — катэ (иероглиф с корнем “рис”); целовать дом в напутствии посылаемым на проповедь Апостолам переводится как “спрашивать о здоровье” (ан-о тоу). В других случаях видны приемы буквального перевода-кальки или транслитерации: Агнец Божий (ками-но кохицудзи), геенна огненная (хи-но гээнна).
Что же касается передачи метафор, ставших устойчивыми выражениями-пословицами, то здесь опять же используется буквальный перевод (метать бисер перед свиньями, а не аналогичное по смыслу японское выражение ‘бросать золотые монеты кошке’).
Некоторые палестинские реалии пришлось переводить описательно или возвращаться к греческому смысловому оригиналу. Глас вопиющего в пустыне по-японски звучит как ‘глас вопиющего в поле’ (но-ни ёбу коэ), книжник — ‘законник’ (риппо:дзин) или ‘учитель, ученый’ (кё:си), язычник — ‘беззаконный’ (ихо:дзин). Все меры длин и весов также переведены на японский язык. Вместо йота используется японское слово ‘черта, пункт, штрих’ (тэн).
Японская Православная Церковь возникла благодаря деятельности Русской духовной миссии в Японии (конец XIX — начало XX века) и ее начальника — сначала архимандрита, а затем епископа и архиепископа Николая (Касаткина), прославленного Русской Православной Церковью с именованием равноапостольного.
В России хорошо знали о неудачах католиков в Японии семнадцатого века. Об этом свидетельствует, например, письмо Петра I об открытии Русской духовной миссии в Китае:
“…Толко для Бога поступайте там опасно и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу К чему там надобеть попы не так ученые, как разумные, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не пришло в злейшее падение, как учинилось в Епании”
Первое российское посольство в Японию было отправлено Петром I в 1702 году, однако переговоры оказались безрезультатными.
“Всех японских товаров продажа в Китае запрещена; и по сей причине не вывозятся оные в Россию с караванами, разве что по особливому какому случаю”, — сообщает французский путешественник о продолжавшейся в конце XVIII века политике самоизоляции Японии.
В том же 1702 году Петр I встретился в Москве с потерпевшим кораблекрушение на Камчатке Осакским купцом Дэмбэем16. Петр подробно расспросил Дэмбэя о его родине и издал указ о создании первой в России и мире школы японского языка в рамках Петербургской морской школы. Ему помогал еще один заброшенный в Россию японец Санима, переехавший в 1714 году в Петербург.
В августе 1858 года в городе Эдо был подписан Трактат о торговле и дружбе, в котором между двумя странами были установлены дипломатические отношения. Отметим некоторые положения этого документа, относящиеся к вероисповеданию русских в Японии:
— в городах Эдо и Осака русские могут жить только для торговли, иметь для сего свои дома и постройки, землю в известном месте, нарочно отведенном, не переступая за черту;
— русские могут жить свободно с семействами и исповедовать свою религию, без опасения за показание предметов, служащих знаками оной;
— в портах Хакодатэ, Нагасаки, Канагава и Киото русские могут ходить везде свободно, не переступая границы в сих местах и окрестностях, отведенной для них городовыми думами, внутри края могут ходить свободно только лица благонамеренные и на известный срок — не свыше одного года; порты, правительственные дома и места огражденные могут быть посещаемы только по приглашению.
В конце декабря 1867 года в Эдо была заключена дополнительная торговая конвенция, касавшаяся пошлин и тарифов.
В северояпонском городе Хакодатэ было открыто русское консульство, которое возглавил Иосиф Антонович Гошкевич. Выпускник Санкт-Петербургской Духовной академии И. А. Гошкевич провел несколько лет в русской духовной миссии в Китае и в совершенстве владел китайским языком. В 1857 году при помощи японца Татибана Косай он составил первый японско-русский словарь. В предисловии к словарю рассказывалось о самом японском языке, иероглифике и истории японоведения в России.
При содействии консула в 1859 году в Хакодатэ была построена консульская церковь Воскресения, а ее настоятелем стал протоиерей Василий Махов. Однако у пожилого священника прогрессировала болезнь сердца, и он был возвращен в Россию для лечения. Обращаясь к Синоду с просьбой прислать нового священника, И. А. Гошкевич просил направить в Японию человека с академическим образованием, который мог бы дать хорошее представление о российском духовенстве не только посредством совершения богослужений, но и путем научной деятельности и примером своей частной жизни. Консул желал видеть в новом пастыре именно миссионера, который мог бы общаться и с иностранными представителями других христианских конфессий, и с японской элитой.
Весной 1860 года в Санкт-Петербургской Духовной академии было вывешено объявление, приглашавшее одного из выпускников служить настоятелем посольской церкви в Хакодатэ.
В 1861 году выпускник Санкт-Петербургской духовной академии 24-летний иеромонах Николай (Касаткин) прибыл в Японию на должность священника при русской консульской церкви. В первые годы пребывания иеромонаха Николая в Хакодатэ в Японии еще действовал средневековый указ 1614 года о полном запрете христианского вероучения.
Первый перевод Евангелия на японский язык был осуществлен епископом Николаем в 1889 году по китайскому тексту Нового Завета Американского библейского общества 1852 года и переводам Русской Духовной миссии в Китае. Эта работа владыки Николая и Павла Накаи также была в стиле “канбун” со знаками “кунтэн”. Все имена собственные передавались японской азбукой согласно славянскому Евангелию, а не Вульгате и Библии короля Иакова (Kings James Bible), как в исходном американском переводе.
Святитель Николай совершил редкое и практически невозможное для одного человека дело — перевод Священного Писания. В течение последних семнадцати лет своей жизни во время ежедневных утренних и вечерних занятий были переведены и многократно выверены все книги Нового Завета. Затем последовали Паримийник, Псалтирь, Ирмологий, Октоих, Праздничная Минея, Постная Триодь. Библейские переводы епископа Николая и его соратника ученого-лингвиста Павла Накаи предшествовали появлению католических переводов и явились основным справочным материалом для ревизии уже существовавших протестантских переводов XIX века.
Сейчас Японская Православная Церковь пользуется переводом Нового Завета 1901 года, осуществленным епископом Николаем (Касаткиным) и Павлом Накаи (Цугумаро). Эта толстая книга большого формата написана вертикальным японским письмом и содержит свыше восьмисот страниц. Чтения иероглифов подписаны катаканой, наиболее употребительной в то время японской азбукой для обозначения фонетических звучаний. Существует другое издание этого же текста, где чтения надписаны старописьменными знаками другой японской азбуки — хираганы.
Современные библеисты, как и их предшественники, творившие в первые века по Р. Х., задаются общими вопросами, связанными с теорией библейского перевода:
1) Каким образом сочетаются две обязанности переводчика — перед текстом-источником (сохранять его целостность), с одной стороны, и перед читателями перевода (создавать понятный текст на новом языке), с другой?
2) Отличается ли перевод канонизированного религиозного текста (Священное Писание) от перевода остальных текстов?
Одной из первых теоретических статей по вопросу перевода Священного Писания можно считать 15-е правило из Первого канонического послания святителя Василия Великого к Амфилохию, епископу Иконийскому (IV век): “Дивлюся же, яко ты требуеши от писания буквальныя точности, и думаеши, яко речение перевода есть принужденно, когда он хорошо выражает означаемый им предмет, но не прелагает собственно значения слова…”
Лингвистический анализ богослужебных и Евангельских текстов, переведенных на японский язык Японской Православной Церковью, Японской Католической Церковью, японскими протестантскими церквами и Библейским обществом, позволяет выделить особенные приемы, используемые при переводе библейского текста на японский язык.
В одних случаях наблюдается замена слов и понятий на синонимичные: хлеб в молитве “Отче наш” заменяется на пищу — катэ (иероглиф с корнем “рис”); целовать дом в напутствии посылаемым на проповедь Апостолам переводится как “спрашивать о здоровье” (ан-о тоу). В других случаях видны приемы буквального перевода-кальки или транслитерации: Агнец Божий (ками-но кохицудзи), геенна огненная (хи-но гээнна).
Что же касается передачи метафор, ставших устойчивыми выражениями-пословицами, то здесь опять же используется буквальный перевод (метать бисер перед свиньями, а не аналогичное по смыслу японское выражение ‘бросать золотые монеты кошке’).
Некоторые палестинские реалии пришлось переводить описательно или возвращаться к греческому смысловому оригиналу. Глас вопиющего в пустыне по-японски звучит как ‘глас вопиющего в поле’ (но-ни ёбу коэ), книжник — ‘законник’ (риппо:дзин) или ‘учитель, ученый’ (кё:си), язычник — ‘беззаконный’ (ихо:дзин). Все меры длин и весов также переведены на японский язык. Вместо йота используется японское слово ‘черта, пункт, штрих’ (тэн).
Японская Православная Церковь возникла благодаря деятельности Русской духовной миссии в Японии (конец XIX — начало XX века) и ее начальника — сначала архимандрита, а затем епископа и архиепископа Николая (Касаткина), прославленного Русской Православной Церковью с именованием равноапостольного.
В России хорошо знали о неудачах католиков в Японии семнадцатого века. Об этом свидетельствует, например, письмо Петра I об открытии Русской духовной миссии в Китае:
“…Толко для Бога поступайте там опасно и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу К чему там надобеть попы не так ученые, как разумные, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не пришло в злейшее падение, как учинилось в Епании”
Первое российское посольство в Японию было отправлено Петром I в 1702 году, однако переговоры оказались безрезультатными.
“Всех японских товаров продажа в Китае запрещена; и по сей причине не вывозятся оные в Россию с караванами, разве что по особливому какому случаю”, — сообщает французский путешественник о продолжавшейся в конце XVIII века политике самоизоляции Японии.
В том же 1702 году Петр I встретился в Москве с потерпевшим кораблекрушение на Камчатке Осакским купцом Дэмбэем16. Петр подробно расспросил Дэмбэя о его родине и издал указ о создании первой в России и мире школы японского языка в рамках Петербургской морской школы. Ему помогал еще один заброшенный в Россию японец Санима, переехавший в 1714 году в Петербург.
В августе 1858 года в городе Эдо был подписан Трактат о торговле и дружбе, в котором между двумя странами были установлены дипломатические отношения. Отметим некоторые положения этого документа, относящиеся к вероисповеданию русских в Японии:
— в городах Эдо и Осака русские могут жить только для торговли, иметь для сего свои дома и постройки, землю в известном месте, нарочно отведенном, не переступая за черту;
— русские могут жить свободно с семействами и исповедовать свою религию, без опасения за показание предметов, служащих знаками оной;
— в портах Хакодатэ, Нагасаки, Канагава и Киото русские могут ходить везде свободно, не переступая границы в сих местах и окрестностях, отведенной для них городовыми думами, внутри края могут ходить свободно только лица благонамеренные и на известный срок — не свыше одного года; порты, правительственные дома и места огражденные могут быть посещаемы только по приглашению.
В конце декабря 1867 года в Эдо была заключена дополнительная торговая конвенция, касавшаяся пошлин и тарифов.
В северояпонском городе Хакодатэ было открыто русское консульство, которое возглавил Иосиф Антонович Гошкевич. Выпускник Санкт-Петербургской Духовной академии И. А. Гошкевич провел несколько лет в русской духовной миссии в Китае и в совершенстве владел китайским языком. В 1857 году при помощи японца Татибана Косай он составил первый японско-русский словарь. В предисловии к словарю рассказывалось о самом японском языке, иероглифике и истории японоведения в России.
При содействии консула в 1859 году в Хакодатэ была построена консульская церковь Воскресения, а ее настоятелем стал протоиерей Василий Махов. Однако у пожилого священника прогрессировала болезнь сердца, и он был возвращен в Россию для лечения. Обращаясь к Синоду с просьбой прислать нового священника, И. А. Гошкевич просил направить в Японию человека с академическим образованием, который мог бы дать хорошее представление о российском духовенстве не только посредством совершения богослужений, но и путем научной деятельности и примером своей частной жизни. Консул желал видеть в новом пастыре именно миссионера, который мог бы общаться и с иностранными представителями других христианских конфессий, и с японской элитой.
Весной 1860 года в Санкт-Петербургской Духовной академии было вывешено объявление, приглашавшее одного из выпускников служить настоятелем посольской церкви в Хакодатэ.
В 1861 году выпускник Санкт-Петербургской духовной академии 24-летний иеромонах Николай (Касаткин) прибыл в Японию на должность священника при русской консульской церкви. В первые годы пребывания иеромонаха Николая в Хакодатэ в Японии еще действовал средневековый указ 1614 года о полном запрете христианского вероучения.
Первый перевод Евангелия на японский язык был осуществлен епископом Николаем в 1889 году по китайскому тексту Нового Завета Американского библейского общества 1852 года и переводам Русской Духовной миссии в Китае. Эта работа владыки Николая и Павла Накаи также была в стиле “канбун” со знаками “кунтэн”. Все имена собственные передавались японской азбукой согласно славянскому Евангелию, а не Вульгате и Библии короля Иакова (Kings James Bible), как в исходном американском переводе.
Святитель Николай совершил редкое и практически невозможное для одного человека дело — перевод Священного Писания. В течение последних семнадцати лет своей жизни во время ежедневных утренних и вечерних занятий были переведены и многократно выверены все книги Нового Завета. Затем последовали Паримийник, Псалтирь, Ирмологий, Октоих, Праздничная Минея, Постная Триодь. Библейские переводы епископа Николая и его соратника ученого-лингвиста Павла Накаи предшествовали появлению католических переводов и явились основным справочным материалом для ревизии уже существовавших протестантских переводов XIX века.
Сейчас Японская Православная Церковь пользуется переводом Нового Завета 1901 года, осуществленным епископом Николаем (Касаткиным) и Павлом Накаи (Цугумаро). Эта толстая книга большого формата написана вертикальным японским письмом и содержит свыше восьмисот страниц. Чтения иероглифов подписаны катаканой, наиболее употребительной в то время японской азбукой для обозначения фонетических звучаний. Существует другое издание этого же текста, где чтения надписаны старописьменными знаками другой японской азбуки — хираганы.
Поделиться в: