Спасибо id:32524 за его идею и тему, так она мне понравилась, что захотелось выложить на общественный суд что-нибудь по-существенней. Только в тему Эдуарда оно вряд ли влезет - конец этой истории ещё не придуман, да и не предполагался, в общем.
Правдивая выдуманная история выдуманного простого парня Джонни в придуманном мире. Правдивая потому, что как придумал, так и расскажу.
Джонни хватило ума пойти в армию добровольцем и загреметь в учебку, ещё когда Родина только раздумывала, влезать ли ей в эту войну, а если влезать, то с разбегу или постепенно? Ну, так писали в газетах, хотя любой мусорной крысе уже тогда было ясно, что в трясину войны они вляпались минимум по колено.
Как и крысы Джон это понял не столько из содержания обрывков газет, сколько из их количества. Динамика содержимого мусорных баков имела ярко выраженную тенденцию - всё меньше там находилось чего-нибудь нормальным людям ненужного, и всё больше ненужного вообще никому, пропаганды в виде макулатуры.
Из чего неизбежно следовал вывод, что нормальных людей всё меньше и надо что-то делать. Либо делать от людей ноги, но Джонни нравилось в городе, и он не представлял себе, что можно стырить в сельской местности. Либо записаться в совсем ненормальные.
Просто с улицы и в таком виде в ненормальные не брали, и у Джона было одно незавершённое дело. То есть вынужденно откладываемое на всякий удобный случай. А тут как раз такой и выпал – надо же как-то к властям пробиться. И пошёл он, солнцем палимый, во власть верным путём – избил господина Та-ню, редкую сволочь.
Парень не производил впечатления ростом и шириной плеч, разве что размахом грязных ушей и конопушками на курносой, явно преступной личности. Вот господин Та-ню и повадился измываться над Джоном – не здоровался, даже несчастных пару сантимов никогда не подаст, под ноги швырял – Джон вытаскивал мусор с его двора.
Отметелил он этого спортсмена, красу нации, погрузил еле мычащего господина Та-ню, редкую сволочь, в мусорный бак и присел на поребрик в ожидании копов и в размышлениях о бренности всего сущего где попало. Поздно заметил, что господин намочил брюки, в результате и от Джона разило не только помойкой. Что в принципе было неплохо – полицейские его долго бить не станут, почти сразу отправят на санобработку.
Пройдя обязательную программу визита в родном полицейском участке, Джонни на ритуальный уже вопрос дежурного копа, - Ну, что с тобой делать, грязная скотина?
вместо обычного своего «кормить и охранять» ответил, - Может, убить?
Дав полицейскому насладиться новизной, продолжил, - Ну, коли самим лень, поручите военным!
Коп неожиданно для себя задумался над свежим поворотом заезженного до омерзения сюжета. В предложении был смысл. Отпадала необходимость писать много букв, ломая голову над их расположением. А то ж ведь рапорт - раз, объяснительная этого ушлёпка - два, показания с того обоссаного терпилы - три… И делов-то – запихнуть недоумка не в ту камеру. Ну, в ту, где отпускники после дебоша отсыпаются. Их, вообще-то, полагалось в комендатуру сдать, но уж больно они пьяные хулиганили и имели много денег, только потеряли где-то. Вот парень за компанию с ними загремит на губу, а там разберутся или убьют, второе предпочтительнее.
Джонни тоже показался такой вариант более вероятным, уже по тому судя, как его попутчики не хотели лезть в полицейский автобус, ну ни в какую не желали там находиться, их даже пристегнули наручниками к лавке. А когда автобус развил приличную скорость, один из сопровождающих копов приоткрыл узкое окошко почти под потолком, чтоб выбросить окурок, следом за ним рыбкой вылетел арестант, без видимой подготовки стартовав с места, Джона совсем переполнили нехорошие предчувствия.
На губе Джон впервые полной ложкой хлебнул военного пафосу. Сначала их били за то, что они умудрились попасть гражданским копам. Потом Джон отдельно отоварился, когда выяснилось что он гражданский вообще. Но жил он военной жизнью к тому моменту уже больше суток, потому парню дали выспаться, накормили. Он расписался в вербовочном листе, составленном задним числом, и вновь отоварился, как новоприбывший за нарушение формы одежды и утерю казённого имущества, положенного ему и списанного уже, конечно, обмундирования. После первых двух военных недель счастливого, что вообще живой ещё, Джонни отвезли в учебный лагерь.
Родина верным своим сынам гарантировала питание, койку, нескучное времяпрепровождение и ласку верных своих дочерей в санчасти. Девоньки нежными пальчиками штопали рассечения, добрыми ручками вправляли вывихи и держали, чтоб не дёргался. Орать при этом не возбранялось – их прелестные ушки были уже привыкшие, а прелестные губки выдавали порой такое, что у рекрутов мальчишеские лопухи алели и заворачивались в трубочку.
С ними парни хотя бы могли поорать и услышать в ответ что-нибудь ласковое. От инструкторов слова не то, что доброго, понятного было не допроситься, хотя специально никто и не думал выпрашивать. Джон никак не мог взять в толк, откуда в такийской армии нетакийские инструкторы? Кроме команд по-такийски вообще не в зуб ногой! И не то чтобы они были немые – между собой-то они по-своему разговаривали.
Другие рекруты тоже ничего не понимали, что-то могли бы объяснить офицеры, но их стеснялись ещё больше инструкторов. Любое обращение к офицеру не по делу стоило дерзкому недельной гауптвахты и свидетельствовало об излишках времени и недостатке нагрузок. Что сразу же на себе ощущало учебное отделение любопытного.
Кое-какие выводы можно было сделать из программы обучения, но делать их не хотелось - учёба Джону очень нравилась, и, по сути, для него ничего особенного не происходило. Ведь учебный лагерь весьма условно назывался лагерем. Это был заброшенный ещё десять лет назад город.
Один из многих, Джонни приходилось бывать в таких проездом или по делам. Да он сам родом из такого, тогда, ещё задолго до Большой континентальной войны, много городков вот так же умерли. Почти незаметно даже для жителей, он сам стал о чём-то догадываться лишь когда мама не пришла. Она приносила ему покушать и снова уходила, а однажды ушла совсем.
Позже Джон узнал, что их город убила депрессия, и догадался, как добывала мама еду, пока это было вообще возможно. Но грустить не приходилось, в банде на это просто не могло быть времени. Прям как у них в учебке, только тут пока никого не убили, что его тоже устраивало.
Он же потому только из родного городка подался, что больно уж просто там было погибнуть или убить. И, конечно же, с его-то умной головой и гуманизмом лучше армии он места себе найти не мог, блин! Но армия ещё не означает войну, ну, ему нравилось так думать, а с умной головой и в армии люди живут. И был Джонни в чём-то прав.
Им полагалось табачное довольствие, что Джону было вдвойне приятно – он счастливо избежал этой дурной привычки и менялся с товарищами на еду. Но не только, парни занимали любую паузу игрой на сигареты. В карты! Эти фермерские сыночки предложили Джонни сыграть, он, конечно же, согласился и, естественно, проиграл. Потом ещё и ещё проиграл. И вдруг выиграл! Всем было очевидно, что ему просто повезло.
Когда ему ещё несколько раз повезло так же просто и по крупному, ребята заподозрили неладное. Случайно застали его в умывальной и задали несколько уточняющих вопросов. Выяснилось всё довольно быстро, и пострадавшие поползли в санчасть, а одного, самого недалёкого, пришлось нести, вернее, волочить за ноги. Его угораздило непочтительно упомянуть маму Джонни, за что тот его слегка притопил в выгребной яме.
Хоть и поздно, но парни узнали, насколько обманчивой бывает внешность. В учебке они вообще многому научились, у Родины, как всегда, не было лишних денег и времени для дармоедов. Первое время они играли с инструкторами в догонялки. Нужно было в каком нравится темпе из точки «А» пройти через развалины в точку «где-то там, на стенке крест нарисовали, увидите». Но незаметно, чтоб инструкторы не запятнали, подкованными ботинками по чему ни попадя.
Через неделю беготни среди руин у отделения Джонни случилось первое теоретическое занятие. Им выдали по листику бумаги, карандашу и предложили изобразить, как умеют, местность и свои маршруты. Ещё через неделю они рисовали другой район городка, а через месяц уточнили и составили общий план всей известной им зоны.
Все эти учения обязательно сопровождались учебными побоями. Конечно учебными, если б в серьёз, их инструкторы легко поубивали бы всех. А так просто спарринги – нападайте, хоть скопом, хоть по очереди, хоть вообще не нападайте, можете даже попытаться удрать. В серьёз удрать никто не пытался, Джонни был в своей стихии, а ребят набрали из таких медвежьих углов, что даже Джон считал их дикарями.
Но дикари тоже существа разумные, к окончанию первого месяца поймать их в брошенных кварталах стало очень непросто, и подготовка перешла на новый уровень. Стала более индивидуальной, добавилось более тесное общение с инструкторами. Джон с горя начал немного понимать их болботание. Прежде всего оказалось, что такийцы для них были такасами, или сука-таками.
Боб – парень, сука-боб плохой парень, са-сука-боб настолько плохой, что и не парень вообще, са-сука-так – офицер… Ничего в принципе сложного, Джонни быстро схватил базу, а развивал уже при инструкторском содействии. Они таки немного говорили по-такийски, всего лишь не считали нужным говорить с дикими животными. Но не считали зазорным сказать пару ласковых уже немного дрессированным.
Порой просто приходилось разговаривать, они ж начали стрелять из настоящих винтовок настоящими патронами! Тут уж дикарём оказался Джонни, фермерские сынки стрелять научились раньше, чем говорить. Он даже подозревал, что многие парни вообще что-то говорить начали только в учебке, а стреляли прям с рождения.
Зато он мог гранатами жонглировать и закинуть что угодно куда попало. Например, некоторые несознательные забывали тушить окурки, так Джон никогда не ленился нагнуться за бычком, чтоб забросить его неряхе за шиворот. А уж в дротики с ним и не связывался никто. Только у одного такого же рыжего не хуже получалось с ножом.
Ещё через месяц к беготне среди препятствий, спаррингам и стрельбе с гранатами добавилась тактика, а понятие "нож" расширилось до всего, что может попасть под руку. Тактические занятии сводились всегда к одному сценарию – к эвакуации раненного. Что раненного положено добить и продолжать выполнять задание, инструкторы понимать не хотели.
Вообще-то они отрабатывали и захват зданий, и скрытное проникновение, что Джону было особенно близко. Учились правильно организовать оборону, выбрать позиции, немного минировали… Но каждый Божий день они кого-то тащили «к своим». Лишь однажды инструктор прокомментировал вслух, - Так меня долго… принести сюда…
Ребята в своих отделениях уже сдружились и откровенно обменивались мнениями. Часто спорили, но в данном случае были единодушны – укурок просто обдолбался. Заблуждались они недолго, до конца обучения. Всего-то через месяц, то есть через полгода обучения, они впервые удостоились чести лицезреть начальника школы.
На обычном утреннем общешкольном построении старший офицер рявкнул обычные «равняйсь, смирно» и повернувшись к незнакомому офицеру так ему и сказал, - Господин начальник школы, личный состав в комплекте и готовности, дежурный лейтенант Ха-рис.
Высокий седой мужик в белоснежном мундире и с достоинством на немного лошадином лице кивнул лейтёхе, буркнув, - вольно.
-Вольно, - обрадовал Ха-рис собравшихся, как глухих.
А господин начальник звучным, хорошо поставленным голосом обратился к курсантам:
-Парни, только не смейтесь, пожалуйста, но вас забирают в армию…
id:24444, теперь это Правдивая история простого парня Джонни. А Зов предков ушёл в туманную перспективу, ведь он - та самая ИББ. Если честно, Зов я задумывал романом про ядерную войну, мутантов, аномалии... Начал делать вступление, оно подзатянулось слегка, как всегда - написалось не то, что задумывалось. А это как бы первый бесплатный фрагмент "Зова" по частям и, по возможности, с широким обсуждением. И пиар, конечно, тоже. Так я продолжу?
Начальник школы, закончив речь, объявил по школе сегодня и навсегда день свободный от занятий и пожелал всем дорожку скатертью.
Парни и не думали смеяться. Ребята своим отделением сидели на траве молчаливым кружком, потрясённо переваривая новости. Настолько задумались, что с досадной задержкой заметили появление самого грозного их инструктора Цербера. Как его на самом деле звали, повторить ребятам было непросто, а Цербером звали волкодава на ферме рыжего Джоша, его папаша так назвал пёсика. Что значит Цербер, приятель Джона не знал, но полагал, что годится для того зверя, вполне подходит и для этого. Парни считали так же, потому, заметив его, лихо подскочили в положение смирно и обглодали начальство преданными глазами.
-Бросьте, парни, - неожиданно просто улыбнувшись, сказал Цербер лишь с легким акцентом, - Вы не обязаны тянуться в струнку перед врагом. Присядем?
И уселся на траву, как курсант. Парни осторожно расположились на прежних местах, не сводя с него подозрительных глаз. Он сказал врагом? Ну, другом его, конечно, не назовёшь, но ничего ж личного?
-Успокойтесь, я не буду вас убивать. Ну, не прямо сейчас – это точно. Такия вступила в войну, и вас всех убьют другие… Да, может быть, вас убьют другие этары.
-Другие? – пискнул Джош.
-Да, другие этары. Как я. Как все инструкторы.
-Но почему вы здесь? – немного осмелев, продолжил рыжий фермерский сынок. Остальные помалкивали, справедливо считая, что их отделению достаточно потерять одного Джоша.
-Как мы здесь оказались? Попали в плен к вашим приятелям, нынче уже союзникам. А они уступили нас Такии. Зачем мы Такии? А на всякий случай. Мы умеем воевать, вы скоро в этом убедитесь.
-Мы тоже, спасибо вам, - уже спокойно сказал Джош.
-Не за что. Мы никогда бы не стали готовить вас к войне с Этархом. Так нам сказали, и не обманывали зра-са-сука-бобы! Вы – вообще нерегулярное формирование, силы поддержания порядка… вот в таких же городах Такии, - махнул Цербер на развалины.
-На вас этарская форма? – уточнил Джош.
-Да, я понимать, кто нас обманул – мы сами. Мы не учили вас воевать с такийскими мятежниками, мы просто учили вас воевать. И научили понимать нашу речь, видеть в нас опасных, умных, опытных врагов. Ну и пусть, зачем я вам говорю? Я хочу, чтоб вы увидеть, этары - солдаты, и говорю - дай вам солдатский бог жить, ибо все солдаты – братья. Одно оружие и судьба, а враги… там, позади.
Пацаны недоумённо переглянулись.
-Я солдат, готовил из вас солдат и по-солдатски должен… не хочу оставлять несделанным… несказанным… мои братья…
Парни уже откровенно открыли рты, но Цербер просто не договорил.
-Мои братья долго нести меня. Я был ранен, сильно, но они были братья, и не хотели убить. Нас послали на войну убивать, но они нести меня, потому что стали солдаты... Я хочу вам стать солдаты…
Цербер наконец замолчал, обвёл их своими холодными серыми глазами, вдруг резко, как спохватившись, встал и ушёл не оглядываясь.
Такия вступила в войну солидно, даже основательно. На другой день после объявления… ну объявили 31.03.3017 Эры Нова в 23:50, а 01.04 в 00:00 с аэродромов союзной Джудии стартовали эскадрильи четвёртого воздушного флота, им до целей было ещё четыре часа переть.
Флоту отличиться сразу не удалось, убитому об коралл цефалоподу ж было ясно, что война неизбежна, вот и попрятались этары по базам. Однако, как оказалось не все – 01.04 в 00:05 был торпедирован сухогруз Гибон, в 00:10 эсминец Тревор, подошедший для спасения экипажа Гибона, в 01:11 крейсер Малин поймал донную мину на подходе к базе вообще хрен знает как далеко от Первого континента…
Когда начальник школы толкал речугу, бомбардировщики четвёртого флота возвращались на базы, оставив за собой разрушенные, горящие дома Фартфура и полсотни своих машин. А когда Джонни с приятелями садился в автобус, волчьи стаи подводного флота Этарха вышли на трансокеанский такийский конвой и разменяли первую сотню тысяч потопленного грузового тоннажа.
Ребята набились в автобус радостно возбуждённые. Выяснились приятные детали. Оказалось, что они шесть месяцев не дурью маялись, а охраняли правопорядок в официально ещё целом населённом пункте на добровольных началах в составе добровольных же формирований. За что им полагалось от работодателей среднемесячное содержание, а при отсутствии работы стандартный уровень компенсации (СУК). Целых триста баксов, а без вычета за обмундирование и с проездными аж триста пятьдесят!
С гражданкой у Джона всё было в порядке, давно уже выиграл комплект, как знал, что пригодится. Да пацаны не в обиде, их мамки добротно собирали, каждому по три свитера уложили. Так им вообще повезло, всех же призывают с места жительства, вот они по домам сначала, родные берлоги повидать. А Джонни предписано явиться за повесткой по месту розыска.
То есть в родную полицейскую управу, из которой в силы поддержания порядка он попал по недоразумению. Это ему в канцелярии милая улыбчивая Люси сообщила, и утешила, как смогла:
-Зато тебе хорошую характеристику написали, что ты теперь почти неагрессивный. Вот возьми, пригодится. И вот ещё характеристика на Стива, но его ж в госпиталь с переломом челюсти увезли, вряд ли она ему понадобится. Бери её тоже, больше бумаги – чище гм, у меня в столе…
Джон улыбался, вспомнив Люси и любуясь видом из окна. Тренировочные развалины оказывается населённый пункт. Почти неагрессивный? Устроить бы что-нибудь наподобие из полицейской управы, и дома господина Та-ню… да всего квартала, чего уж мелочиться?
Автобус остановился на станции, ребята пошли покупать билеты до своих логовищ. Джон никого не смог уговорить составить ему компанию. Даже тот весомый аргумент, что расстаются они скорей всего навсегда, был воспринят с какой-то даже обидной радостью, и разбивался об их уверенность в скорой встрече во вражьей столице. Да просто кресты считали своим долгом довезти баксы до предков в сохранности. Ну, побаивались парни города, несмотря на полгода, проведённых ими в городских развалинах.
Джонни в одиночестве поплёлся знакомой дорожкой в родной до фантомной боли в почках полицейский участок. Идти было почти через полгорода, но он несильно торопился. Нести свои деньги копам он считал неумным, спрятать ещё глупее – или посадят, или на войне убьют, так зачем мертвецу баксы? Потому он для начала, чтоб привыкнуть к хорошей жизни, купил двойной хот-дог с большой бутылкой колы. Потом схрумкал пачку чипсов, аккуратно и с некоторой даже торжественностью положил мусор в бак и огляделся оценить произведённое на окружающих впечатление.
По раннему времени окружающих было маловато, и оваций не последовало. Но Джонни даже не огорчился из-за этого, его внимание привлекла вывеска "Икоты бегемота". Вот куда принесли его натренированные ноги в армейских ботинках! Владелец и управляющий, старый Сэмми, числился в его приятелях. Ведь он всегда здоровался, прибегал к его помощи при необходимости что-нибудь погрузить-разгрузить и достойно вознаграждал труды. Даже порекомендовал его исполнительность владельцам соседних домов, тому же господину Та-ню.
Вот достойное место чтобы потратить просто чудом честно заработанные деньги – решил Джон и направился к входу.
{quote:1/9682/#p9699}как всегда - написалось не то, что задумывалось.
// id:30283{quote}
Как сказала бы Елена Малышева, это - нормально.Сам, бывает, пишу так, что ложащиеся на вордовскую страницу строки сильно отличаются от первоначального замысла. Но ни разу еще не пожалел, что так случилось. Все, что ни делается - явно отличается в положительную сторону от того, что не делается.
П.С. Каламбур получился так себе, но тоже возник спонтанно.
id:24146, да была она уже на абонементе. Два подписчика при шести читателях, а тут уже Вы, Эдуард спасибки поставили, Александр её, правда, ещё тогда видел. Так я продолжу?
В заведении посвистывал потолочный и жужжал напольный вентилятор, прикрытые жалюзи создавали уютный полумрак, в глубине зала за рядами столиков над стойкой возвышался силуэт старого Сэмми, а за его спиной загадочно поблёскивали разнообразные бутылки.
-Привет, Сэмми, мне как всегда, - небрежно бросил Джонни лелеемую воображением фразу и вальяжно направился к музыкальному автомату. Гм, Сэмми, кажется, обожает Магик Блюзес? Так пусть их встреча пройдёт под достойное сопровождение. Джон недрогнувшей рукой скормил агрегату целый бакс и обернулся к стойке.
Мдя, сказать, что он произвёл впечатление – это ничего не сказать. Глаза уже привыкли к полумраку после солнечного утра, и он смог разглядеть все пломбы в зубах раззявленной пасти Сэмми и личность его собеседника, разместившегося несколько сбоку. Господин Та-ню любовался скромным героем полугодовой охраны правопорядка во все свои полные тоски и злобы лупетки.
-Ну, вот он опять! - только и успел огорчиться Джонни, перехватывая за горлышко первую посланную в него бутылку.
-Я жду твои губы! – вывел ящик под нытьё саксофона.
-Э… господа! – попытался наладить диалог Джон, поймав вторую бутылку и аккуратно поставив её на столик рядом с первой, заметил, как под пение трубы
-Я помню твои глаза!
Господин Та-ню, схватив банкетку наперевес, и с визгом набирая скорость, двинулся в его направлении.
-Мне не забыть твои уши! – стенал Магик Блюзес под акомпонимент всей банды, переходящий в ударный соляк.
Джонни перехватил высокую ножку сиденья, дёрнул её на себя и вниз, чтоб в пол воткнулась. Господин Та-ню, не переставая визжать, по всем законам баллистики и при полном содействии Джона взял пологую параболу…
-Как пела твоя душа! – подвёл итог музыкальный ящик и поломался оттого, что наконец-то переставший верещать господин Тано врубился в него излишне горячей своей головой.
-Ба-бах! – вступила в разговор ружбайка. Джонни перекатился через голову, успев схватить со столика бутылки. Швырнул первую в сторону предполагаемого стрелка, снова кувыркнулся между столиками и продублировал подачу. Осторожно выставив над столешницей самый уголок правого глаза, попытался им оценить опасность. Стрелок, предположительно неблагодарный старый засранец Сэмми, видимо залёг за стойкой. Дабы не дать ему возможность перезарядить ружьё и отвлечь, Джон навесиком забросил за стойку кстати подвернувшееся барное сиденье и рванул к её правому флангу.
За ней обнаружились Сэмми, сидушка и ружьё, лежащие в куче, но независимо и в одинаковом бессознательном состоянии. Джонни взял со стойки салфетку, обильно смочил её из случившейся поблизости открытой бутылки вискарём и принялся приводить в чувства почтенного бармена. Он же был, в сущности, незлой парень и очень переживал, что старик мог окочуриться. Но к счастью пронесло. Сэмми засопел, открыл глаза, увидел радушную Джоннину улыбку, икнул и снова попытался ускользнуть в забытьё. Джон пресёк попытку простым отвлекающим вопросом.
-Сэмми, ты собирался звонить в полицию?
В глазах бармена ясно читался ответ, несмотря на яростное мотание головой.
-Вот и чудно, хоть подвезут. Звони, мне туда и надо, - Джон снял с аппарата на стойке трубку и протянул её старику. Набрал номер и продолжил разговор.
-Дружище, я ухожу на войну. Можно я буду тебе писать?
Сэм горячо закивал.
-Спасибо, только и ты мне напиши, хорошо?
Сэм, вслушиваясь в длинные гудки, закивал ещё энергичнее. Тут Джона осенила удачная мысль.
-И вот что, я в городе никого не знаю, с копами сам знаешь, как разговаривать. Можно я тебе оставлю на хранение до нашей победы триста баксов? Благодарю тебя дружище!
-Алё, полиция! – вдруг заголосил старый Сэмми, - Алё! Нападение на бар "Икота бегемота"! Меня взяли в заложники! Да, рядом… Джонни, тебя, - заискивающе улыбнулся бармен, протягивая трубку.
Джон укоризненно воззрился на старого истерика. Ну, за кого он его принимает? Гм, а за кого ему принимать Джона? Ладно, личное можно будет потом выяснить в переписке – решил Джонни и легонько тюкнул старика по макушке телефонной трубкой. Он же итак собирался падать в обморок? Вот и не стоило тратить вискарь на это чучело. Гм, что-то надо сказать полиции, ждут же люди… Так за кого его принимают?
-Алё! Бегемот-икать взорваться чрез час, хочу са-сука-такос прекратить бомбить! Хрух Этарх! – проговорил он в трубку, подражая голосу и выговору Цербера, и, опасаясь непонимания, добавил от себя, - Героям слава!
Улыбаясь от мысли, как бы к его хохме отнёсся сам инструктор, Джон обыскал стойку, нашёл авторучку и пачку патронов. Написал на салфетке короткую записку, завернул в неё свои баксы и засунул старику в нагрудный кармашек ковбойки. Насвистывая и заряжая на ходу ружьё Сэма, направился в подсобное помещение, из подсобки вёл второй выход на хоздвор. Джон почти ухватился за дверную ручку, когда она неожиданно увернулась, дверь открылась, и в проёме нарисовалась грузная фигура в сине-белом комбезе.
-Хозяин, ё-моё, оглох? Сколько тебе сигналить? Вот вывалю твоё пойло на землю, я тебе в грузчики не нанимался! – провякало туловище, смешно таращась со света в полумрак.
-Кто ходит в гости по утрам, - пропел Джонни, засветив прикладом в верхнюю часть тушки, - тот поступает мудро. Трудно тебе было, сука, выгрузить, спрашивается?
Негодуя на вопиющую непочтительность к старшим, Джонни обыскал карманы сине-белого комбеза. Не найдя ключи, решил, что лодырь скорей всего ещё и неряха, и прошёл к яркому бело-синему фургону во дворе. Дверца кабины была открыта, ключ торчал в замке зажигания, и Джонни, естественно, воспринял всё это как приглашение.
Аккуратно вырулив со двора на улицу, Джон услышал неприятно знакомое, но пока отдалённое завывание. Гляди-ка, поверили, - ухмыльнулся парень, сворачивая к пустырю. Он как-то сам собой образовался на месте некогда ухоженной лужайки господина Сано, когда сам господин врезал дуба, и в его коттедж въехали многодетные наследнички с исторической родины господина. Хоть деток у них хватало, мусор вынести было некому, а нанять кого-нибудь давила южная жаба. Ну, где одна кучка, там и вторая несильно бросается в глаза, - такого было мнение всех окрестных мусорщиков.
Будучи недавно одним из них, Джон хорошо знал местную топографию и, легко преодолев помойку, вывел фургон во двор прачечной Чена, редкой, вдобавок косоглазой, сволочи. Едва сумев обуздать желание поприветствовать старого знакомого, ведь и ружьё под рукой, Джон проломил фургоном хлипкую ограду. С особым удовольствием послал машину в занос на газоне лужайки господина Рогу, сволочи обыкновенной, и от души газанув, с пробуксовкой выехал на тихую улочку.
Подъехал к перекрёстку, как порядочный пропустил кортеж истошно завывающих полицейских и спокойно свернул на прямую дорожку к полицейскому участку. Легко нашёл паркинг неподалёку и пошёл на второй заход в уже не столь вожделенную армию.
Спасибо id:32524 за его идею и тему, так она мне понравилась, что захотелось выложить на общественный суд что-нибудь по-существенней. Только в тему Эдуарда оно вряд ли влезет - конец этой истории ещё не придуман, да и не предполагался, в общем.
Правдивая выдуманная история выдуманного простого парня Джонни в придуманном мире.
Правдивая потому, что как придумал, так и расскажу.
Джонни хватило ума пойти в армию добровольцем и загреметь в учебку, ещё когда Родина только раздумывала, влезать ли ей в эту войну, а если влезать, то с разбегу или постепенно? Ну, так писали в газетах, хотя любой мусорной крысе уже тогда было ясно, что в трясину войны они вляпались минимум по колено.
Как и крысы Джон это понял не столько из содержания обрывков газет, сколько из их количества. Динамика содержимого мусорных баков имела ярко выраженную тенденцию - всё меньше там находилось чего-нибудь нормальным людям ненужного, и всё больше ненужного вообще никому, пропаганды в виде макулатуры.
Из чего неизбежно следовал вывод, что нормальных людей всё меньше и надо что-то делать. Либо делать от людей ноги, но Джонни нравилось в городе, и он не представлял себе, что можно стырить в сельской местности. Либо записаться в совсем ненормальные.
Просто с улицы и в таком виде в ненормальные не брали, и у Джона было одно незавершённое дело. То есть вынужденно откладываемое на всякий удобный случай. А тут как раз такой и выпал – надо же как-то к властям пробиться. И пошёл он, солнцем палимый, во власть верным путём – избил господина Та-ню, редкую сволочь.
Парень не производил впечатления ростом и шириной плеч, разве что размахом грязных ушей и конопушками на курносой, явно преступной личности. Вот господин Та-ню и повадился измываться над Джоном – не здоровался, даже несчастных пару сантимов никогда не подаст, под ноги швырял – Джон вытаскивал мусор с его двора.
Отметелил он этого спортсмена, красу нации, погрузил еле мычащего господина Та-ню, редкую сволочь, в мусорный бак и присел на поребрик в ожидании копов и в размышлениях о бренности всего сущего где попало. Поздно заметил, что господин намочил брюки, в результате и от Джона разило не только помойкой. Что в принципе было неплохо – полицейские его долго бить не станут, почти сразу отправят на санобработку.
Пройдя обязательную программу визита в родном полицейском участке, Джонни на ритуальный уже вопрос дежурного копа, - Ну, что с тобой делать, грязная скотина?
вместо обычного своего «кормить и охранять» ответил, - Может, убить?
Дав полицейскому насладиться новизной, продолжил, - Ну, коли самим лень, поручите военным!
Коп неожиданно для себя задумался над свежим поворотом заезженного до омерзения сюжета. В предложении был смысл. Отпадала необходимость писать много букв, ломая голову над их расположением. А то ж ведь рапорт - раз, объяснительная этого ушлёпка - два, показания с того обоссаного терпилы - три… И делов-то – запихнуть недоумка не в ту камеру. Ну, в ту, где отпускники после дебоша отсыпаются. Их, вообще-то, полагалось в комендатуру сдать, но уж больно они пьяные хулиганили и имели много денег, только потеряли где-то. Вот парень за компанию с ними загремит на губу, а там разберутся или убьют, второе предпочтительнее.
Джонни тоже показался такой вариант более вероятным, уже по тому судя, как его попутчики не хотели лезть в полицейский автобус, ну ни в какую не желали там находиться, их даже пристегнули наручниками к лавке. А когда автобус развил приличную скорость, один из сопровождающих копов приоткрыл узкое окошко почти под потолком, чтоб выбросить окурок, следом за ним рыбкой вылетел арестант, без видимой подготовки стартовав с места, Джона совсем переполнили нехорошие предчувствия.
На губе Джон впервые полной ложкой хлебнул военного пафосу. Сначала их били за то, что они умудрились попасть гражданским копам. Потом Джон отдельно отоварился, когда выяснилось что он гражданский вообще. Но жил он военной жизнью к тому моменту уже больше суток, потому парню дали выспаться, накормили. Он расписался в вербовочном листе, составленном задним числом, и вновь отоварился, как новоприбывший за нарушение формы одежды и утерю казённого имущества, положенного ему и списанного уже, конечно, обмундирования. После первых двух военных недель счастливого, что вообще живой ещё, Джонни отвезли в учебный лагерь.
Родина верным своим сынам гарантировала питание, койку, нескучное времяпрепровождение и ласку верных своих дочерей в санчасти. Девоньки нежными пальчиками штопали рассечения, добрыми ручками вправляли вывихи и держали, чтоб не дёргался. Орать при этом не возбранялось – их прелестные ушки были уже привыкшие, а прелестные губки выдавали порой такое, что у рекрутов мальчишеские лопухи алели и заворачивались в трубочку.
С ними парни хотя бы могли поорать и услышать в ответ что-нибудь ласковое. От инструкторов слова не то, что доброго, понятного было не допроситься, хотя специально никто и не думал выпрашивать. Джон никак не мог взять в толк, откуда в такийской армии нетакийские инструкторы? Кроме команд по-такийски вообще не в зуб ногой! И не то чтобы они были немые – между собой-то они по-своему разговаривали.
Другие рекруты тоже ничего не понимали, что-то могли бы объяснить офицеры, но их стеснялись ещё больше инструкторов. Любое обращение к офицеру не по делу стоило дерзкому недельной гауптвахты и свидетельствовало об излишках времени и недостатке нагрузок. Что сразу же на себе ощущало учебное отделение любопытного.
Кое-какие выводы можно было сделать из программы обучения, но делать их не хотелось - учёба Джону очень нравилась, и, по сути, для него ничего особенного не происходило. Ведь учебный лагерь весьма условно назывался лагерем. Это был заброшенный ещё десять лет назад город.
Один из многих, Джонни приходилось бывать в таких проездом или по делам. Да он сам родом из такого, тогда, ещё задолго до Большой континентальной войны, много городков вот так же умерли. Почти незаметно даже для жителей, он сам стал о чём-то догадываться лишь когда мама не пришла. Она приносила ему покушать и снова уходила, а однажды ушла совсем.
Позже Джон узнал, что их город убила депрессия, и догадался, как добывала мама еду, пока это было вообще возможно. Но грустить не приходилось, в банде на это просто не могло быть времени. Прям как у них в учебке, только тут пока никого не убили, что его тоже устраивало.
Он же потому только из родного городка подался, что больно уж просто там было погибнуть или убить. И, конечно же, с его-то умной головой и гуманизмом лучше армии он места себе найти не мог, блин! Но армия ещё не означает войну, ну, ему нравилось так думать, а с умной головой и в армии люди живут. И был Джонни в чём-то прав.
Им полагалось табачное довольствие, что Джону было вдвойне приятно – он счастливо избежал этой дурной привычки и менялся с товарищами на еду. Но не только, парни занимали любую паузу игрой на сигареты. В карты! Эти фермерские сыночки предложили Джонни сыграть, он, конечно же, согласился и, естественно, проиграл. Потом ещё и ещё проиграл. И вдруг выиграл! Всем было очевидно, что ему просто повезло.
Когда ему ещё несколько раз повезло так же просто и по крупному, ребята заподозрили неладное. Случайно застали его в умывальной и задали несколько уточняющих вопросов. Выяснилось всё довольно быстро, и пострадавшие поползли в санчасть, а одного, самого недалёкого, пришлось нести, вернее, волочить за ноги. Его угораздило непочтительно упомянуть маму Джонни, за что тот его слегка притопил в выгребной яме.
Хоть и поздно, но парни узнали, насколько обманчивой бывает внешность. В учебке они вообще многому научились, у Родины, как всегда, не было лишних денег и времени для дармоедов. Первое время они играли с инструкторами в догонялки. Нужно было в каком нравится темпе из точки «А» пройти через развалины в точку «где-то там, на стенке крест нарисовали, увидите». Но незаметно, чтоб инструкторы не запятнали, подкованными ботинками по чему ни попадя.
Через неделю беготни среди руин у отделения Джонни случилось первое теоретическое занятие. Им выдали по листику бумаги, карандашу и предложили изобразить, как умеют, местность и свои маршруты. Ещё через неделю они рисовали другой район городка, а через месяц уточнили и составили общий план всей известной им зоны.
Все эти учения обязательно сопровождались учебными побоями. Конечно учебными, если б в серьёз, их инструкторы легко поубивали бы всех. А так просто спарринги – нападайте, хоть скопом, хоть по очереди, хоть вообще не нападайте, можете даже попытаться удрать. В серьёз удрать никто не пытался, Джонни был в своей стихии, а ребят набрали из таких медвежьих углов, что даже Джон считал их дикарями.
Но дикари тоже существа разумные, к окончанию первого месяца поймать их в брошенных кварталах стало очень непросто, и подготовка перешла на новый уровень. Стала более индивидуальной, добавилось более тесное общение с инструкторами. Джон с горя начал немного понимать их болботание. Прежде всего оказалось, что такийцы для них были такасами, или сука-таками.
Боб – парень, сука-боб плохой парень, са-сука-боб настолько плохой, что и не парень вообще, са-сука-так – офицер… Ничего в принципе сложного, Джонни быстро схватил базу, а развивал уже при инструкторском содействии. Они таки немного говорили по-такийски, всего лишь не считали нужным говорить с дикими животными. Но не считали зазорным сказать пару ласковых уже немного дрессированным.
Порой просто приходилось разговаривать, они ж начали стрелять из настоящих винтовок настоящими патронами! Тут уж дикарём оказался Джонни, фермерские сынки стрелять научились раньше, чем говорить. Он даже подозревал, что многие парни вообще что-то говорить начали только в учебке, а стреляли прям с рождения.
Зато он мог гранатами жонглировать и закинуть что угодно куда попало. Например, некоторые несознательные забывали тушить окурки, так Джон никогда не ленился нагнуться за бычком, чтоб забросить его неряхе за шиворот. А уж в дротики с ним и не связывался никто. Только у одного такого же рыжего не хуже получалось с ножом.
Ещё через месяц к беготне среди препятствий, спаррингам и стрельбе с гранатами добавилась тактика, а понятие "нож" расширилось до всего, что может попасть под руку. Тактические занятии сводились всегда к одному сценарию – к эвакуации раненного. Что раненного положено добить и продолжать выполнять задание, инструкторы понимать не хотели.
Вообще-то они отрабатывали и захват зданий, и скрытное проникновение, что Джону было особенно близко. Учились правильно организовать оборону, выбрать позиции, немного минировали… Но каждый Божий день они кого-то тащили «к своим». Лишь однажды инструктор прокомментировал вслух, - Так меня долго… принести сюда…
Ребята в своих отделениях уже сдружились и откровенно обменивались мнениями. Часто спорили, но в данном случае были единодушны – укурок просто обдолбался. Заблуждались они недолго, до конца обучения. Всего-то через месяц, то есть через полгода обучения, они впервые удостоились чести лицезреть начальника школы.
На обычном утреннем общешкольном построении старший офицер рявкнул обычные «равняйсь, смирно» и повернувшись к незнакомому офицеру так ему и сказал, - Господин начальник школы, личный состав в комплекте и готовности, дежурный лейтенант Ха-рис.
Высокий седой мужик в белоснежном мундире и с достоинством на немного лошадином лице кивнул лейтёхе, буркнув, - вольно.
-Вольно, - обрадовал Ха-рис собравшихся, как глухих.
А господин начальник звучным, хорошо поставленным голосом обратился к курсантам:
-Парни, только не смейтесь, пожалуйста, но вас забирают в армию…
id:24444, теперь это Правдивая история простого парня Джонни. А Зов предков ушёл в туманную перспективу, ведь он - та самая ИББ. Если честно, Зов я задумывал романом про ядерную войну, мутантов, аномалии... Начал делать вступление, оно подзатянулось слегка, как всегда - написалось не то, что задумывалось. А это как бы первый бесплатный фрагмент "Зова" по частям и, по возможности, с широким обсуждением. И пиар, конечно, тоже. Так я продолжу?
Начальник школы, закончив речь, объявил по школе сегодня и навсегда день свободный от занятий и пожелал всем дорожку скатертью.
Парни и не думали смеяться. Ребята своим отделением сидели на траве молчаливым кружком, потрясённо переваривая новости. Настолько задумались, что с досадной задержкой заметили появление самого грозного их инструктора Цербера. Как его на самом деле звали, повторить ребятам было непросто, а Цербером звали волкодава на ферме рыжего Джоша, его папаша так назвал пёсика. Что значит Цербер, приятель Джона не знал, но полагал, что годится для того зверя, вполне подходит и для этого. Парни считали так же, потому, заметив его, лихо подскочили в положение смирно и обглодали начальство преданными глазами.
-Бросьте, парни, - неожиданно просто улыбнувшись, сказал Цербер лишь с легким акцентом, - Вы не обязаны тянуться в струнку перед врагом. Присядем?
И уселся на траву, как курсант. Парни осторожно расположились на прежних местах, не сводя с него подозрительных глаз. Он сказал врагом? Ну, другом его, конечно, не назовёшь, но ничего ж личного?
-Успокойтесь, я не буду вас убивать. Ну, не прямо сейчас – это точно. Такия вступила в войну, и вас всех убьют другие… Да, может быть, вас убьют другие этары.
-Другие? – пискнул Джош.
-Да, другие этары. Как я. Как все инструкторы.
-Но почему вы здесь? – немного осмелев, продолжил рыжий фермерский сынок. Остальные помалкивали, справедливо считая, что их отделению достаточно потерять одного Джоша.
-Как мы здесь оказались? Попали в плен к вашим приятелям, нынче уже союзникам. А они уступили нас Такии. Зачем мы Такии? А на всякий случай. Мы умеем воевать, вы скоро в этом убедитесь.
-Мы тоже, спасибо вам, - уже спокойно сказал Джош.
-Не за что. Мы никогда бы не стали готовить вас к войне с Этархом. Так нам сказали, и не обманывали зра-са-сука-бобы! Вы – вообще нерегулярное формирование, силы поддержания порядка… вот в таких же городах Такии, - махнул Цербер на развалины.
-На вас этарская форма? – уточнил Джош.
-Да, я понимать, кто нас обманул – мы сами. Мы не учили вас воевать с такийскими мятежниками, мы просто учили вас воевать. И научили понимать нашу речь, видеть в нас опасных, умных, опытных врагов. Ну и пусть, зачем я вам говорю? Я хочу, чтоб вы увидеть, этары - солдаты, и говорю - дай вам солдатский бог жить, ибо все солдаты – братья. Одно оружие и судьба, а враги… там, позади.
Пацаны недоумённо переглянулись.
-Я солдат, готовил из вас солдат и по-солдатски должен… не хочу оставлять несделанным… несказанным… мои братья…
Парни уже откровенно открыли рты, но Цербер просто не договорил.
-Мои братья долго нести меня. Я был ранен, сильно, но они были братья, и не хотели убить. Нас послали на войну убивать, но они нести меня, потому что стали солдаты... Я хочу вам стать солдаты…
Цербер наконец замолчал, обвёл их своими холодными серыми глазами, вдруг резко, как спохватившись, встал и ушёл не оглядываясь.
Такия вступила в войну солидно, даже основательно. На другой день после объявления… ну объявили 31.03.3017 Эры Нова в 23:50, а 01.04 в 00:00 с аэродромов союзной Джудии стартовали эскадрильи четвёртого воздушного флота, им до целей было ещё четыре часа переть.
Флоту отличиться сразу не удалось, убитому об коралл цефалоподу ж было ясно, что война неизбежна, вот и попрятались этары по базам. Однако, как оказалось не все – 01.04 в 00:05 был торпедирован сухогруз Гибон, в 00:10 эсминец Тревор, подошедший для спасения экипажа Гибона, в 01:11 крейсер Малин поймал донную мину на подходе к базе вообще хрен знает как далеко от Первого континента…
Когда начальник школы толкал речугу, бомбардировщики четвёртого флота возвращались на базы, оставив за собой разрушенные, горящие дома Фартфура и полсотни своих машин. А когда Джонни с приятелями садился в автобус, волчьи стаи подводного флота Этарха вышли на трансокеанский такийский конвой и разменяли первую сотню тысяч потопленного грузового тоннажа.
Ребята набились в автобус радостно возбуждённые. Выяснились приятные детали. Оказалось, что они шесть месяцев не дурью маялись, а охраняли правопорядок в официально ещё целом населённом пункте на добровольных началах в составе добровольных же формирований. За что им полагалось от работодателей среднемесячное содержание, а при отсутствии работы стандартный уровень компенсации (СУК). Целых триста баксов, а без вычета за обмундирование и с проездными аж триста пятьдесят!
С гражданкой у Джона всё было в порядке, давно уже выиграл комплект, как знал, что пригодится. Да пацаны не в обиде, их мамки добротно собирали, каждому по три свитера уложили. Так им вообще повезло, всех же призывают с места жительства, вот они по домам сначала, родные берлоги повидать. А Джонни предписано явиться за повесткой по месту розыска.
То есть в родную полицейскую управу, из которой в силы поддержания порядка он попал по недоразумению. Это ему в канцелярии милая улыбчивая Люси сообщила, и утешила, как смогла:
-Зато тебе хорошую характеристику написали, что ты теперь почти неагрессивный. Вот возьми, пригодится. И вот ещё характеристика на Стива, но его ж в госпиталь с переломом челюсти увезли, вряд ли она ему понадобится. Бери её тоже, больше бумаги – чище гм, у меня в столе…
Джон улыбался, вспомнив Люси и любуясь видом из окна. Тренировочные развалины оказывается населённый пункт. Почти неагрессивный? Устроить бы что-нибудь наподобие из полицейской управы, и дома господина Та-ню… да всего квартала, чего уж мелочиться?
Автобус остановился на станции, ребята пошли покупать билеты до своих логовищ. Джон никого не смог уговорить составить ему компанию. Даже тот весомый аргумент, что расстаются они скорей всего навсегда, был воспринят с какой-то даже обидной радостью, и разбивался об их уверенность в скорой встрече во вражьей столице. Да просто кресты считали своим долгом довезти баксы до предков в сохранности. Ну, побаивались парни города, несмотря на полгода, проведённых ими в городских развалинах.
Джонни в одиночестве поплёлся знакомой дорожкой в родной до фантомной боли в почках полицейский участок. Идти было почти через полгорода, но он несильно торопился. Нести свои деньги копам он считал неумным, спрятать ещё глупее – или посадят, или на войне убьют, так зачем мертвецу баксы? Потому он для начала, чтоб привыкнуть к хорошей жизни, купил двойной хот-дог с большой бутылкой колы. Потом схрумкал пачку чипсов, аккуратно и с некоторой даже торжественностью положил мусор в бак и огляделся оценить произведённое на окружающих впечатление.
По раннему времени окружающих было маловато, и оваций не последовало. Но Джонни даже не огорчился из-за этого, его внимание привлекла вывеска "Икоты бегемота". Вот куда принесли его натренированные ноги в армейских ботинках! Владелец и управляющий, старый Сэмми, числился в его приятелях. Ведь он всегда здоровался, прибегал к его помощи при необходимости что-нибудь погрузить-разгрузить и достойно вознаграждал труды. Даже порекомендовал его исполнительность владельцам соседних домов, тому же господину Та-ню.
Вот достойное место чтобы потратить просто чудом честно заработанные деньги – решил Джон и направился к входу.
Как сказала бы Елена Малышева, это - нормально.Сам, бывает, пишу так, что ложащиеся на вордовскую страницу строки сильно отличаются от первоначального замысла. Но ни разу еще не пожалел, что так случилось. Все, что ни делается - явно отличается в положительную сторону от того, что не делается.
П.С. Каламбур получился так себе, но тоже возник спонтанно.
id:24146, да была она уже на абонементе. Два подписчика при шести читателях, а тут уже Вы, Эдуард спасибки поставили, Александр её, правда, ещё тогда видел. Так я продолжу?
В заведении посвистывал потолочный и жужжал напольный вентилятор, прикрытые жалюзи создавали уютный полумрак, в глубине зала за рядами столиков над стойкой возвышался силуэт старого Сэмми, а за его спиной загадочно поблёскивали разнообразные бутылки.
-Привет, Сэмми, мне как всегда, - небрежно бросил Джонни лелеемую воображением фразу и вальяжно направился к музыкальному автомату. Гм, Сэмми, кажется, обожает Магик Блюзес? Так пусть их встреча пройдёт под достойное сопровождение. Джон недрогнувшей рукой скормил агрегату целый бакс и обернулся к стойке.
Мдя, сказать, что он произвёл впечатление – это ничего не сказать. Глаза уже привыкли к полумраку после солнечного утра, и он смог разглядеть все пломбы в зубах раззявленной пасти Сэмми и личность его собеседника, разместившегося несколько сбоку. Господин Та-ню любовался скромным героем полугодовой охраны правопорядка во все свои полные тоски и злобы лупетки.
-Ну, вот он опять! - только и успел огорчиться Джонни, перехватывая за горлышко первую посланную в него бутылку.
-Я жду твои губы! – вывел ящик под нытьё саксофона.
-Э… господа! – попытался наладить диалог Джон, поймав вторую бутылку и аккуратно поставив её на столик рядом с первой, заметил, как под пение трубы
-Я помню твои глаза!
Господин Та-ню, схватив банкетку наперевес, и с визгом набирая скорость, двинулся в его направлении.
-Мне не забыть твои уши! – стенал Магик Блюзес под акомпонимент всей банды, переходящий в ударный соляк.
Джонни перехватил высокую ножку сиденья, дёрнул её на себя и вниз, чтоб в пол воткнулась. Господин Та-ню, не переставая визжать, по всем законам баллистики и при полном содействии Джона взял пологую параболу…
-Как пела твоя душа! – подвёл итог музыкальный ящик и поломался оттого, что наконец-то переставший верещать господин Тано врубился в него излишне горячей своей головой.
-Ба-бах! – вступила в разговор ружбайка. Джонни перекатился через голову, успев схватить со столика бутылки. Швырнул первую в сторону предполагаемого стрелка, снова кувыркнулся между столиками и продублировал подачу. Осторожно выставив над столешницей самый уголок правого глаза, попытался им оценить опасность. Стрелок, предположительно неблагодарный старый засранец Сэмми, видимо залёг за стойкой. Дабы не дать ему возможность перезарядить ружьё и отвлечь, Джон навесиком забросил за стойку кстати подвернувшееся барное сиденье и рванул к её правому флангу.
За ней обнаружились Сэмми, сидушка и ружьё, лежащие в куче, но независимо и в одинаковом бессознательном состоянии. Джонни взял со стойки салфетку, обильно смочил её из случившейся поблизости открытой бутылки вискарём и принялся приводить в чувства почтенного бармена. Он же был, в сущности, незлой парень и очень переживал, что старик мог окочуриться. Но к счастью пронесло. Сэмми засопел, открыл глаза, увидел радушную Джоннину улыбку, икнул и снова попытался ускользнуть в забытьё. Джон пресёк попытку простым отвлекающим вопросом.
-Сэмми, ты собирался звонить в полицию?
В глазах бармена ясно читался ответ, несмотря на яростное мотание головой.
-Вот и чудно, хоть подвезут. Звони, мне туда и надо, - Джон снял с аппарата на стойке трубку и протянул её старику. Набрал номер и продолжил разговор.
-Дружище, я ухожу на войну. Можно я буду тебе писать?
Сэм горячо закивал.
-Спасибо, только и ты мне напиши, хорошо?
Сэм, вслушиваясь в длинные гудки, закивал ещё энергичнее. Тут Джона осенила удачная мысль.
-И вот что, я в городе никого не знаю, с копами сам знаешь, как разговаривать. Можно я тебе оставлю на хранение до нашей победы триста баксов? Благодарю тебя дружище!
-Алё, полиция! – вдруг заголосил старый Сэмми, - Алё! Нападение на бар "Икота бегемота"! Меня взяли в заложники! Да, рядом… Джонни, тебя, - заискивающе улыбнулся бармен, протягивая трубку.
Джон укоризненно воззрился на старого истерика. Ну, за кого он его принимает? Гм, а за кого ему принимать Джона? Ладно, личное можно будет потом выяснить в переписке – решил Джонни и легонько тюкнул старика по макушке телефонной трубкой. Он же итак собирался падать в обморок? Вот и не стоило тратить вискарь на это чучело. Гм, что-то надо сказать полиции, ждут же люди… Так за кого его принимают?
-Алё! Бегемот-икать взорваться чрез час, хочу са-сука-такос прекратить бомбить! Хрух Этарх! – проговорил он в трубку, подражая голосу и выговору Цербера, и, опасаясь непонимания, добавил от себя, - Героям слава!
Улыбаясь от мысли, как бы к его хохме отнёсся сам инструктор, Джон обыскал стойку, нашёл авторучку и пачку патронов. Написал на салфетке короткую записку, завернул в неё свои баксы и засунул старику в нагрудный кармашек ковбойки. Насвистывая и заряжая на ходу ружьё Сэма, направился в подсобное помещение, из подсобки вёл второй выход на хоздвор. Джон почти ухватился за дверную ручку, когда она неожиданно увернулась, дверь открылась, и в проёме нарисовалась грузная фигура в сине-белом комбезе.
-Хозяин, ё-моё, оглох? Сколько тебе сигналить? Вот вывалю твоё пойло на землю, я тебе в грузчики не нанимался! – провякало туловище, смешно таращась со света в полумрак.
-Кто ходит в гости по утрам, - пропел Джонни, засветив прикладом в верхнюю часть тушки, - тот поступает мудро. Трудно тебе было, сука, выгрузить, спрашивается?
Негодуя на вопиющую непочтительность к старшим, Джонни обыскал карманы сине-белого комбеза. Не найдя ключи, решил, что лодырь скорей всего ещё и неряха, и прошёл к яркому бело-синему фургону во дворе. Дверца кабины была открыта, ключ торчал в замке зажигания, и Джонни, естественно, воспринял всё это как приглашение.
Аккуратно вырулив со двора на улицу, Джон услышал неприятно знакомое, но пока отдалённое завывание. Гляди-ка, поверили, - ухмыльнулся парень, сворачивая к пустырю. Он как-то сам собой образовался на месте некогда ухоженной лужайки господина Сано, когда сам господин врезал дуба, и в его коттедж въехали многодетные наследнички с исторической родины господина. Хоть деток у них хватало, мусор вынести было некому, а нанять кого-нибудь давила южная жаба. Ну, где одна кучка, там и вторая несильно бросается в глаза, - такого было мнение всех окрестных мусорщиков.
Будучи недавно одним из них, Джон хорошо знал местную топографию и, легко преодолев помойку, вывел фургон во двор прачечной Чена, редкой, вдобавок косоглазой, сволочи. Едва сумев обуздать желание поприветствовать старого знакомого, ведь и ружьё под рукой, Джон проломил фургоном хлипкую ограду. С особым удовольствием послал машину в занос на газоне лужайки господина Рогу, сволочи обыкновенной, и от души газанув, с пробуксовкой выехал на тихую улочку.
Подъехал к перекрёстку, как порядочный пропустил кортеж истошно завывающих полицейских и спокойно свернул на прямую дорожку к полицейскому участку. Легко нашёл паркинг неподалёку и пошёл на второй заход в уже не столь вожделенную армию.
