Ксения Шерстнева пишет:
Утро выдалось невообразимо жарким для Гуаньси. Даньфэн вытерла пот затекшей рукой и окинула взглядом рисовое поле, тяжело вздохнув. Пучки взошедших посевов почтенно тянулись навстречу маслянистому солнцу. На этом этапе тепло и правда было полезно для них, но зной нынешнего дня переходил все границы. Облака окончательно скрылись за изумрудными холмами, и горизонт стал плыть в глазах волнами от жгучего воздуха. Желтые утята, обычно бегавшие по тропинкам в эти часы, забились в угол под крышей старой пристройки.
– Маленькие халтурщики – пробормотала девушка. “Нужно ускориться, иначе ростки в самом деле...”, – мысль Даньфэн была прервана протяжным звоном плача младенца.
Она уложила ребенка час тому назад и оставила под присмотром мужа. Малыш всегда мирно спал днем. Мгновенно выпрямившись, девушка стремительно развернулась, собираясь направиться в сторону деревянного домика на самом краю поля, но внезапно застыла. Ее лицо, озаренное теперь новым источником яркого света, исказила смесь удивления и благоговейного страха. Разливаясь по рисовым террасам пронзительным свечением, перед Даньфэн стояла прекрасная дева. Золотые, как лучи светила, локоны развивались несмотря на отсутствие ветра. Создание, а человеком ту, которая предстала перед хозяйкой дома Ван, было назвать точно нельзя, было облачено в свободную платье-рубаху с пронзительно алой тесьмой. На голове покоился венок из цветов и колосьев, напоминавших ржу. Единственным звуком, нарушавшим неестественную тишину, было капание красной, как отделка на наряде незнакомки, крови с острой косы в воду грядок.
“Забавно” – все, что могла подумать в тот момент Даньфэн – “Что косу я заметила в последнюю очередь”.
Само присутствие девы отдавалось в груди тяжелым клубом дыма, что не оставляло сомнений о сокрытом в хрупком теле могуществе, затаенной жестокости.
– Полудница – ровным, беспрекословным и светлым тоном представилась незнакомка.
Имя отозвалось на подкорке сознания девушки, и образ в ее голове собрался. В детстве она любила читать легенды разных стран.
– Что ты делаешь на полях в этот час? – требовательно спросила Полудница.
Хозяйка подняла взор к небу. Полдень. Должно быть, ровно.
Ответ нужно выверить точно, проговорить быстро, и надеяться. Очень сильно надеяться.
– Жара небывалая. Без помощи посев пересохнет, – проторила девушка. Менее уверенно, чем ей хотелось, но не так очевидно нервно, как прозвучало в голове.
– Что за культура? – кажется, менее жестко обратилась дева. Или, может, Даньфэн хотелось так думать.
– Рис.
После ее ответа Полудница будто впервые посмотрела на нее, правда посмотрела на нее, а не насквозь. Обвела прожигающим взглядом темные, как угольная тушь, волосы и ресницы, поцелованную солнцем кожу, старую рабочую одежду, покрытые грязью руки. Даньфэн же мысленно отметила ее акцент. Тон речи был ясный и невероятно твердый, но язык, очевидно, был ей непривычен. Полудница. Раздел славянской мифологии. “Как же далеко…”, – изумилась хозяйка.
Ответный вихрь размышлений, должно быть, отразился на лице труженицы, как луна в воде темной ночью, и уже через секунду взор Полудницы снова покрылся полупрозрачной пленкой. Опрос продолжился с новой скоростью.
– Вода у корней. Это хорошего для него?
– Да, по-другому не выживет.
– Часто в это время выходишь?
– В середине дня в дом ухожу, но сегодня работы, как никогда.
Дева нахмурила светлые брови.
– Одна на целое поле?
Девушка смутилась, отвела взгляд. Муж должен был делить с ней эту работу, но захворал несколько полнолуний назад. Хозяйка выхаживала его и заменяла. Потом он выздоровел, но в поля не вернулся. Только спал, и ел. Позже стал уходить, когда вздумается, и кричать, чуть спросить об этом. С ребенком тоже помогать перестал. “Ребенком”, – загорелось в сознании девушки – “Что с малышом?”. Даньфэн вновь глянула за спину девы, в сторону домика.
Презрительный взор Полудницы не последовал. В абсолютной тишине снова капнула в воду кровь.
– Ясно – кратко отозвалась дева, и, посмотрев на Даньфэн в последний раз, растаяла в воздухе.
Хозяйка, не дав себе ни секунды чтобы отойти от шока, бросилась к дому. Брызги разлетались под ее ногами во все стороны, пачкая и без того грязные ткани одежды. Деревянное строение становилось все ближе и ближе, и это было единственным, что имело значение для Даньфэн. “Слишком тихо” – стучало непрерывном, натяжным набатом в голове девушки – “Как может быть так тихо?”.
Наконец оказавшись на пороге, хозяйка немедленно ринулась к детской. Несколько мгновений, и хозяйка очутилась в комнате. Дальше ступать было невыносимо страшно. Каждый шаг требовал тройного усилия, но был необходимым. Борясь с окутывающим внутренности ужасом, Даньфэн опустила глаза внутрь деревянной колыбельки.
Малыш спокойно спал. Тиски, пережавшие все мышцы девушки, разомкнулись. Она судорожно выдохнула, и провела тыльной стороной ладони по нежной щеке младенца, затем по груди. Сердце мирно постукивало. Протерев руки тряпкой, Даньфэн бережно подняла ребенка и, прижав к себе, направилась на кухню. В дверях хозяйка медленно сглотнула подступившую слюну и застыла.
В помещении стоял крепкий запах “Эрготоу”, и бутылка все еще тихонько перекатывалась по полу. На столе лежал крупный мешок, из которого поблескивали незнакомые золотые монеты. Бурый след вел от откинутого на пол стула к разбитому окну.
– Маленькие халтурщики – пробормотала девушка. “Нужно ускориться, иначе ростки в самом деле...”, – мысль Даньфэн была прервана протяжным звоном плача младенца.
Она уложила ребенка час тому назад и оставила под присмотром мужа. Малыш всегда мирно спал днем. Мгновенно выпрямившись, девушка стремительно развернулась, собираясь направиться в сторону деревянного домика на самом краю поля, но внезапно застыла. Ее лицо, озаренное теперь новым источником яркого света, исказила смесь удивления и благоговейного страха. Разливаясь по рисовым террасам пронзительным свечением, перед Даньфэн стояла прекрасная дева. Золотые, как лучи светила, локоны развивались несмотря на отсутствие ветра. Создание, а человеком ту, которая предстала перед хозяйкой дома Ван, было назвать точно нельзя, было облачено в свободную платье-рубаху с пронзительно алой тесьмой. На голове покоился венок из цветов и колосьев, напоминавших ржу. Единственным звуком, нарушавшим неестественную тишину, было капание красной, как отделка на наряде незнакомки, крови с острой косы в воду грядок.
“Забавно” – все, что могла подумать в тот момент Даньфэн – “Что косу я заметила в последнюю очередь”.
Само присутствие девы отдавалось в груди тяжелым клубом дыма, что не оставляло сомнений о сокрытом в хрупком теле могуществе, затаенной жестокости.
– Полудница – ровным, беспрекословным и светлым тоном представилась незнакомка.
Имя отозвалось на подкорке сознания девушки, и образ в ее голове собрался. В детстве она любила читать легенды разных стран.
– Что ты делаешь на полях в этот час? – требовательно спросила Полудница.
Хозяйка подняла взор к небу. Полдень. Должно быть, ровно.
Ответ нужно выверить точно, проговорить быстро, и надеяться. Очень сильно надеяться.
– Жара небывалая. Без помощи посев пересохнет, – проторила девушка. Менее уверенно, чем ей хотелось, но не так очевидно нервно, как прозвучало в голове.
– Что за культура? – кажется, менее жестко обратилась дева. Или, может, Даньфэн хотелось так думать.
– Рис.
После ее ответа Полудница будто впервые посмотрела на нее, правда посмотрела на нее, а не насквозь. Обвела прожигающим взглядом темные, как угольная тушь, волосы и ресницы, поцелованную солнцем кожу, старую рабочую одежду, покрытые грязью руки. Даньфэн же мысленно отметила ее акцент. Тон речи был ясный и невероятно твердый, но язык, очевидно, был ей непривычен. Полудница. Раздел славянской мифологии. “Как же далеко…”, – изумилась хозяйка.
Ответный вихрь размышлений, должно быть, отразился на лице труженицы, как луна в воде темной ночью, и уже через секунду взор Полудницы снова покрылся полупрозрачной пленкой. Опрос продолжился с новой скоростью.
– Вода у корней. Это хорошего для него?
– Да, по-другому не выживет.
– Часто в это время выходишь?
– В середине дня в дом ухожу, но сегодня работы, как никогда.
Дева нахмурила светлые брови.
– Одна на целое поле?
Девушка смутилась, отвела взгляд. Муж должен был делить с ней эту работу, но захворал несколько полнолуний назад. Хозяйка выхаживала его и заменяла. Потом он выздоровел, но в поля не вернулся. Только спал, и ел. Позже стал уходить, когда вздумается, и кричать, чуть спросить об этом. С ребенком тоже помогать перестал. “Ребенком”, – загорелось в сознании девушки – “Что с малышом?”. Даньфэн вновь глянула за спину девы, в сторону домика.
Презрительный взор Полудницы не последовал. В абсолютной тишине снова капнула в воду кровь.
– Ясно – кратко отозвалась дева, и, посмотрев на Даньфэн в последний раз, растаяла в воздухе.
Хозяйка, не дав себе ни секунды чтобы отойти от шока, бросилась к дому. Брызги разлетались под ее ногами во все стороны, пачкая и без того грязные ткани одежды. Деревянное строение становилось все ближе и ближе, и это было единственным, что имело значение для Даньфэн. “Слишком тихо” – стучало непрерывном, натяжным набатом в голове девушки – “Как может быть так тихо?”.
Наконец оказавшись на пороге, хозяйка немедленно ринулась к детской. Несколько мгновений, и хозяйка очутилась в комнате. Дальше ступать было невыносимо страшно. Каждый шаг требовал тройного усилия, но был необходимым. Борясь с окутывающим внутренности ужасом, Даньфэн опустила глаза внутрь деревянной колыбельки.
Малыш спокойно спал. Тиски, пережавшие все мышцы девушки, разомкнулись. Она судорожно выдохнула, и провела тыльной стороной ладони по нежной щеке младенца, затем по груди. Сердце мирно постукивало. Протерев руки тряпкой, Даньфэн бережно подняла ребенка и, прижав к себе, направилась на кухню. В дверях хозяйка медленно сглотнула подступившую слюну и застыла.
В помещении стоял крепкий запах “Эрготоу”, и бутылка все еще тихонько перекатывалась по полу. На столе лежал крупный мешок, из которого поблескивали незнакомые золотые монеты. Бурый след вел от откинутого на пол стула к разбитому окну.
Спасибо сказали: Ниязова Алиям