С-137 пишет:
Стояла поздняя осень. Вечера становились всё холоднее, и прохудившееся пальто с каждым, особенно ветреным днём, напоминала Дмитрию Прокофьевичу о необходимом ремонте. Горячее сердце, однако ж, всё откладывало: вот наступят заморозки, тогда и подумаем об этом. До тех пор, Вразумихин продолжал бегать из издательства в свою комнатушку, туго подвязывая пояс и заматывая шерстяной шарф, подаренный приятелями ещё во времена учёбы в университете.
В этот раз, ветер дул нещадно, пробирал до самых косточек, и Дмитрию Прокофьевичу хотелось скорее добраться до тепла, выпить горячего чая. Он уже подходил к дому, когда его окликнули:
- Разумихин! Дима! – Неужели Раскольников?
Молодой человек стремительно обернулся. Освещённая жёлтыми фонарями улица была мирно тиха и безлюдна. «Уж не почудилось ли?», - Вразумихин застыл, вглядываясь в угловатые силуэты переулков, но холод согнал его с места.
Открывая дверь парадной молодой человек снова услышал знакомый голос:
- Дима!
Вразумихин готов был поклясться, что не сходит с ума, тем не менее ни за, ни рядом, ни перед ним по-прежнему не было ни души. На этот раз постоять он решил подольше, однако, результата это также не принесло, как если бы ему вдруг взбрело поискать незримого зовущего.
После недолгих колебаний, он вошёл.
*
Октябрь только начинался. За густыми облаками спряталось ещё греющее солнце, оттого день казался до того серым и непримечательным, что накатывала неприятная тоска. Маса попробовал практиковаться в сложении хокку, но лошади фырчали так громко, и переминались с ноги на ногу, стуча копытом, что он постоянно сбивался. Легко ли, запомнить собственное сочинение, когда нет ни минуты покоя. Маса был хорошим конюхом, сам управляющий однажды сказал, как рад видеть в рядах своих слуг такого талантливого человека. Маса этим очень гордился.
Сегодняшний день конюх хотел провести, по обыкновению, только на его беду, или, может быть, на счастье, у него не вышло. Едва вышел он из конюшни, с намерением наведаться к прекрасной Юмико, работавшей в соседней пристройке прачкой, как кони заржали столь отчаянно и неожиданно, что Маса, совсем перепугавшись, побежал обратно.
Причина для беспокойства вырисовалась знатная, точнее, громадная. Существо, невероятных размеров, стоя перед дверьми, лихорадочно вращая головой, озиралось по сторонам. Оно ревело, казалось, как дикий медведь, и Маса уже схватился за вилы, только существо вовремя его заметило и тотчас застыло.
Маса разглядел в нём человека, невиданной ранее наружности.
- Эй, ну-ка! Кто такой, как прошёл сюда? Отвечай! – Конюх наставил оружие на подозрительную личность.
- Я из издательства, я шёл домой. А тут, а тут я здесь! – Растерянно громыхнул незнакомец, и Маса почувствовал, как дрогнули его колени.
- Думаешь, я тебе поверю? А ну, выходи отсюда! – И он угрожающе замахал рукой.
- Скажи мне, где я, и тогда я выйду. – Неожиданно выдал незнакомец.
- Это место, - с нескрываемой гордостью в голосе начал Маса, - это место – дом великого человека, достопочтенного даймё Атамараки, конкретно, восточное крыло его огромного владения. А теперь на выход!
-Даймё, кто это? В какой я стране? – Продолжал незнакомец, не двигаясь с места, и, как будто бы не боясь ни угроз, ни вил.
- Невежа! Как можно не знать, ты в Японии. – Тут у конюха закончилось терпение, а вместе с ним всякий страх. – Ты вообще кто такой? Я спросил тебя.
- Меня зовут Дмитрий Прокофьевич Вразумихин, я работник издательства, из Петербурга. Это в России.
- Ти..Ди..миту…рий.., - Маса закипал то ли от стыда, то ли от раздражения, что его работе мешают и этот чудесный день, превращается в полное безобразие, а ещё этот, как выяснилось, русский, совершенно не хочет его бояться. Он почувствовал, как путается его язык, - что это за имя такое?
- Вот тебя самого как звать? – Вразумихин усмехнулся его тщетной попытке.
- Маса.
- Будем знакомы. А теперь мне бы хотелось узнать, каким образом, живя в настолько далёких друг от друга странах, мы с тобой понимаем друг друга? Я никогда не знал японского.
- Это…, - Маса призадумался. – На это ответит только достопочтенный даймё! Я поведу тебя к нему.
- Веди. – Вразумихин заключил так: если даймё такой влиятельный человек, то отправить его домой в благоприятном случае, будет тому по силам.
Во дворе в глаза ударил дневной свет и Дмитрий Прокофьевич невольно зажмурился. По камнем вымощенному двору сновали бледнолицые девушки и женщины в одинаковых нарядах, их разукрашенные лица выглядели забавно. Завидев Вразумихина, служанки с криком бросались подальше, цокая деревянными подошвами. Маса шёл чуть впереди, удерживая незваного гостя в поле зрения, поэтому молодой человек с нескрываемым любопыством рассмотривал своего нового знакомого. Низкий, с желтоватой кожей, узкими чёрными глазами, бегающими из стороны в сторону, он слегка сутулился, то ли от тяжёлой работы, то ли от бог весть чего ещё. Когда Маса украдкой оглядывался или поворачивался, крича что-то служанкам, на его лице можно было рассмотреть несколько выгоревших пятен и россыпь мелких родинок. На вид ему было не больше тридцати, хотя на счёт этого Дмитрий Прокофьевич сомневался – он впервые видит японца вживую, да ещё так близко, откуда ему знать.
У главного здания, изумлённые стражники наставили на прибывших оружие, но управляющий, заскочивший к даймё с докладом, увидав Масу издали, пригрозил ему оставаться на месте и не делать ни единого шагу.
Даймё ситуация совершенно не понравилась. Сначала он тщательно допросил Масу, затем Вразумихина, а после определил обоих под арест. Тем не менее, вскоер всё случилось как нельзя лучше.
Надо сказать, работники даймё были нужны, и через несколько тянучих дней получил Вразумихин должность нижайшую: в разных тяжёлых работах участвовать. А так как понимал он одного только конюха, то того поставили за ним наблюдать. Задач у Вразумихина было не счесть, только какую ни давали – со всеми расправлялся наилучшим образом. Только через неделю присмотрелись к нему повнимательнее: молодой, высокий, статный, видно, что не из простых; волосом чёрный, лицом устрашающий. В один день устроили ему проверку. Дали меч в руки, наказали обороняться. Дмитрий Прокофьевич и тут не оплошал, разоружил половину хозяйской охраны. Подумал-подумал даймё, да и определил прислуживать своей пятой дочери в качестве личного стража. А с тем, пожаловали ему и соответствующее имя Монтаро – «большой парень».
Пятая дочь великого даймё слыла неземной красавицей. Тонкая, как осиновая ветвь, фигура тринадцатилетней Норико и её белоснежная кожа, казались Дмитрию Прокофьевичу фантастичными. По сравнению с ним, она выглядела не больше, чем статуэтка, и едва ли доходила ему до локтя. Чёрные, удивительно длинные волосы, лоснились, стелясь до самой земли. В первое мгновение их встречи, Норико не выказала большого внимания. к, только её раскосые глаза заметно округлились на мгновение.
- Дочь моя, - начал даймё грубым и тяжёлым голосом, отчего Вразумихину стало не по себе, - этот человек прибыл из далёких земель. Не один дом не сможет похвастаться таким охранником. Я делаю его твоим защитником. – Норико слушала отца, не поднимая головы, и в момент, когда он закончил, только низко склонилась перед ним. – Ступай.
К обязанностям Монтаро приступил незамедлительно.
И вышел как-то такой случай.
Любезно, он подал было руку сходящей с кареты даме, да только та, как и обе её прислужницы молча и в изумлении воззрились на него. Дмитрий Прокофьевич смутился. Неужели он не верно истолковал их намерение сойти на этой дивной поляне, дабы слабому женскому организму дать времени отдохнуть? Одна из прислужниц, что была повыше и крупнее, недобро зыркнула на Вразумихина, отчего тот растерялся ещё больше и отступил, хотя и против воли, на несколько шагов назад, возвращая себе чинно прямое положение. Она недовольно крикнула, всё находясь позади своей молодой госпожи, на заграничном языке, отчего кучер, спотыкаясь, бросился к покровительнице. Госпожа невесомо вложила свою маленькую бледную ладонь и неторопливым шагом спустилась с подножек. Как только подол её платья, едва шурша, скользнул на тёмную землю, паж согнулся едва ли не вдвое, а наседки-служанки разом выскочили, окружая мисс, будто бы она состояла не из плоти и кожи, как все люди, а была выделана из самого хрупкого стекла.
«Ничего не понимаю, - решительно подумал про себя Вразумихин, - я же повёл себя точно также, а меня аж взглядом обругали».
Тем не менее, молодая особа быстрой, не лишённой изящества поступью, направилась к уже подготовленной слугами поляне. Дмитрий Прокофьевич двинулся было за ней, однако, Маса, мгновение назад, трясшийся как осиновый лист, в страхе сотворить оплошность, успел ухватить того за предплечье. Грозя пальцем, он заметил, мол де госпожа компаний не любит.
И сам давно понял, что не больно Норико словоохотлива, скорее, по-немому молчалива и безучастлива.
- Гляди, как на тебя служанки взъелись, не нравишься ты им.
- Хотелось бы знать, от чего же.
- Дак, эко дело, господный защитник, к тому же, иноземец, какая девка в тебя не влюбится. А госпожа наша только в супружеский возраст вошла, ей сейчас на вояку, али дворцового смотреть надобно, а не на чернь подножную.
- Что же это, мне и руки уже подать нельзя?
На это Маса только пожал плечами.
Конец ознакомительного фрагмента...
В этот раз, ветер дул нещадно, пробирал до самых косточек, и Дмитрию Прокофьевичу хотелось скорее добраться до тепла, выпить горячего чая. Он уже подходил к дому, когда его окликнули:
- Разумихин! Дима! – Неужели Раскольников?
Молодой человек стремительно обернулся. Освещённая жёлтыми фонарями улица была мирно тиха и безлюдна. «Уж не почудилось ли?», - Вразумихин застыл, вглядываясь в угловатые силуэты переулков, но холод согнал его с места.
Открывая дверь парадной молодой человек снова услышал знакомый голос:
- Дима!
Вразумихин готов был поклясться, что не сходит с ума, тем не менее ни за, ни рядом, ни перед ним по-прежнему не было ни души. На этот раз постоять он решил подольше, однако, результата это также не принесло, как если бы ему вдруг взбрело поискать незримого зовущего.
После недолгих колебаний, он вошёл.
*
Октябрь только начинался. За густыми облаками спряталось ещё греющее солнце, оттого день казался до того серым и непримечательным, что накатывала неприятная тоска. Маса попробовал практиковаться в сложении хокку, но лошади фырчали так громко, и переминались с ноги на ногу, стуча копытом, что он постоянно сбивался. Легко ли, запомнить собственное сочинение, когда нет ни минуты покоя. Маса был хорошим конюхом, сам управляющий однажды сказал, как рад видеть в рядах своих слуг такого талантливого человека. Маса этим очень гордился.
Сегодняшний день конюх хотел провести, по обыкновению, только на его беду, или, может быть, на счастье, у него не вышло. Едва вышел он из конюшни, с намерением наведаться к прекрасной Юмико, работавшей в соседней пристройке прачкой, как кони заржали столь отчаянно и неожиданно, что Маса, совсем перепугавшись, побежал обратно.
Причина для беспокойства вырисовалась знатная, точнее, громадная. Существо, невероятных размеров, стоя перед дверьми, лихорадочно вращая головой, озиралось по сторонам. Оно ревело, казалось, как дикий медведь, и Маса уже схватился за вилы, только существо вовремя его заметило и тотчас застыло.
Маса разглядел в нём человека, невиданной ранее наружности.
- Эй, ну-ка! Кто такой, как прошёл сюда? Отвечай! – Конюх наставил оружие на подозрительную личность.
- Я из издательства, я шёл домой. А тут, а тут я здесь! – Растерянно громыхнул незнакомец, и Маса почувствовал, как дрогнули его колени.
- Думаешь, я тебе поверю? А ну, выходи отсюда! – И он угрожающе замахал рукой.
- Скажи мне, где я, и тогда я выйду. – Неожиданно выдал незнакомец.
- Это место, - с нескрываемой гордостью в голосе начал Маса, - это место – дом великого человека, достопочтенного даймё Атамараки, конкретно, восточное крыло его огромного владения. А теперь на выход!
-Даймё, кто это? В какой я стране? – Продолжал незнакомец, не двигаясь с места, и, как будто бы не боясь ни угроз, ни вил.
- Невежа! Как можно не знать, ты в Японии. – Тут у конюха закончилось терпение, а вместе с ним всякий страх. – Ты вообще кто такой? Я спросил тебя.
- Меня зовут Дмитрий Прокофьевич Вразумихин, я работник издательства, из Петербурга. Это в России.
- Ти..Ди..миту…рий.., - Маса закипал то ли от стыда, то ли от раздражения, что его работе мешают и этот чудесный день, превращается в полное безобразие, а ещё этот, как выяснилось, русский, совершенно не хочет его бояться. Он почувствовал, как путается его язык, - что это за имя такое?
- Вот тебя самого как звать? – Вразумихин усмехнулся его тщетной попытке.
- Маса.
- Будем знакомы. А теперь мне бы хотелось узнать, каким образом, живя в настолько далёких друг от друга странах, мы с тобой понимаем друг друга? Я никогда не знал японского.
- Это…, - Маса призадумался. – На это ответит только достопочтенный даймё! Я поведу тебя к нему.
- Веди. – Вразумихин заключил так: если даймё такой влиятельный человек, то отправить его домой в благоприятном случае, будет тому по силам.
Во дворе в глаза ударил дневной свет и Дмитрий Прокофьевич невольно зажмурился. По камнем вымощенному двору сновали бледнолицые девушки и женщины в одинаковых нарядах, их разукрашенные лица выглядели забавно. Завидев Вразумихина, служанки с криком бросались подальше, цокая деревянными подошвами. Маса шёл чуть впереди, удерживая незваного гостя в поле зрения, поэтому молодой человек с нескрываемым любопыством рассмотривал своего нового знакомого. Низкий, с желтоватой кожей, узкими чёрными глазами, бегающими из стороны в сторону, он слегка сутулился, то ли от тяжёлой работы, то ли от бог весть чего ещё. Когда Маса украдкой оглядывался или поворачивался, крича что-то служанкам, на его лице можно было рассмотреть несколько выгоревших пятен и россыпь мелких родинок. На вид ему было не больше тридцати, хотя на счёт этого Дмитрий Прокофьевич сомневался – он впервые видит японца вживую, да ещё так близко, откуда ему знать.
У главного здания, изумлённые стражники наставили на прибывших оружие, но управляющий, заскочивший к даймё с докладом, увидав Масу издали, пригрозил ему оставаться на месте и не делать ни единого шагу.
Даймё ситуация совершенно не понравилась. Сначала он тщательно допросил Масу, затем Вразумихина, а после определил обоих под арест. Тем не менее, вскоер всё случилось как нельзя лучше.
Надо сказать, работники даймё были нужны, и через несколько тянучих дней получил Вразумихин должность нижайшую: в разных тяжёлых работах участвовать. А так как понимал он одного только конюха, то того поставили за ним наблюдать. Задач у Вразумихина было не счесть, только какую ни давали – со всеми расправлялся наилучшим образом. Только через неделю присмотрелись к нему повнимательнее: молодой, высокий, статный, видно, что не из простых; волосом чёрный, лицом устрашающий. В один день устроили ему проверку. Дали меч в руки, наказали обороняться. Дмитрий Прокофьевич и тут не оплошал, разоружил половину хозяйской охраны. Подумал-подумал даймё, да и определил прислуживать своей пятой дочери в качестве личного стража. А с тем, пожаловали ему и соответствующее имя Монтаро – «большой парень».
Пятая дочь великого даймё слыла неземной красавицей. Тонкая, как осиновая ветвь, фигура тринадцатилетней Норико и её белоснежная кожа, казались Дмитрию Прокофьевичу фантастичными. По сравнению с ним, она выглядела не больше, чем статуэтка, и едва ли доходила ему до локтя. Чёрные, удивительно длинные волосы, лоснились, стелясь до самой земли. В первое мгновение их встречи, Норико не выказала большого внимания. к, только её раскосые глаза заметно округлились на мгновение.
- Дочь моя, - начал даймё грубым и тяжёлым голосом, отчего Вразумихину стало не по себе, - этот человек прибыл из далёких земель. Не один дом не сможет похвастаться таким охранником. Я делаю его твоим защитником. – Норико слушала отца, не поднимая головы, и в момент, когда он закончил, только низко склонилась перед ним. – Ступай.
К обязанностям Монтаро приступил незамедлительно.
И вышел как-то такой случай.
Любезно, он подал было руку сходящей с кареты даме, да только та, как и обе её прислужницы молча и в изумлении воззрились на него. Дмитрий Прокофьевич смутился. Неужели он не верно истолковал их намерение сойти на этой дивной поляне, дабы слабому женскому организму дать времени отдохнуть? Одна из прислужниц, что была повыше и крупнее, недобро зыркнула на Вразумихина, отчего тот растерялся ещё больше и отступил, хотя и против воли, на несколько шагов назад, возвращая себе чинно прямое положение. Она недовольно крикнула, всё находясь позади своей молодой госпожи, на заграничном языке, отчего кучер, спотыкаясь, бросился к покровительнице. Госпожа невесомо вложила свою маленькую бледную ладонь и неторопливым шагом спустилась с подножек. Как только подол её платья, едва шурша, скользнул на тёмную землю, паж согнулся едва ли не вдвое, а наседки-служанки разом выскочили, окружая мисс, будто бы она состояла не из плоти и кожи, как все люди, а была выделана из самого хрупкого стекла.
«Ничего не понимаю, - решительно подумал про себя Вразумихин, - я же повёл себя точно также, а меня аж взглядом обругали».
Тем не менее, молодая особа быстрой, не лишённой изящества поступью, направилась к уже подготовленной слугами поляне. Дмитрий Прокофьевич двинулся было за ней, однако, Маса, мгновение назад, трясшийся как осиновый лист, в страхе сотворить оплошность, успел ухватить того за предплечье. Грозя пальцем, он заметил, мол де госпожа компаний не любит.
И сам давно понял, что не больно Норико словоохотлива, скорее, по-немому молчалива и безучастлива.
- Гляди, как на тебя служанки взъелись, не нравишься ты им.
- Хотелось бы знать, от чего же.
- Дак, эко дело, господный защитник, к тому же, иноземец, какая девка в тебя не влюбится. А госпожа наша только в супружеский возраст вошла, ей сейчас на вояку, али дворцового смотреть надобно, а не на чернь подножную.
- Что же это, мне и руки уже подать нельзя?
На это Маса только пожал плечами.
Конец ознакомительного фрагмента...